«Холмс вопрошающе посмотрел на него и покачал головой:
- Если вы будете продолжать меня обманывать, я не смогу дать вам дельного совета.
- Но я уже все рассказал.
Холмс сердито развернулся на каблуках.
- Спокойной ночи, доктор Тревельян, - бросил он.
- А как же я? - срывающимся голосом вскричал Блессингтон.
- Мой совет- сказать правду.
Не прошло и минуты, как мы вышли на улицу и зашагали по направлению к дому.”
А.К.Дойл «Постоянный пациент»
Перечитала рассказ и поймала себя на мысли: события, описанные там, происходят в 1881 или в 1882 году - “где-то в конце первого года моего проживания на Бейкер-стрит”. То есть, Холмс здесь, по нынешним меркам, очень молод, ему нет еще и тридцати. И тут он очень резок. И невольно подумалось: а был бы он так резок, если бы был чуть постарше и опытнее? Если позади у него была бы неудача в Норбери, провал в случае с пяти зернышками апельсина или деле о пляшущих человечках? Рейхенбах? (События рассказов “Желтое лицо“ и “Пляшущие человечки” в Каноне не датированы. Издание “Лабиринта” датирует первый случай 1881 годом - так как это весна, то это произошло до событий “Постоянного пациента”. А “человечков” - 1994 годом, то есть после Рейхенбаха. Но, учитывая, их прокол с “Пятью зернышками апельсина” - они утверждают, что это 1881, а в самом рассказе сказано - 1887, насколько можно доверять этой хронологии?).
Или он так резок именно потому что сразу понял, что Блессингтон - преступник и нечего его жалеть?
И еще интересный момент. Перси Тревельян, увлекающийся нервными болезнями, очевидно, хороший специалист. Уотсон даже слышал о его работе о последствиях нервных болезней. Возможно, читал. При этом простые уголовники разыгрывают высокого специалиста, получившего награду и медаль за свои научные изыскания! Холмс уверяет, что изобразить каталепсию совсем не сложно, он сам не единожды этим занимался. Любопытно, конечно, когда и зачем он это проделывал. Ну, ладно, Холмс - умница, превосходный актер, много времени провел в Бартсе, если не изучая медицину, то где-то рядом. А уголовники? Неужели штудировали труды медика, чтобы симулировать болезнь?!
К сожалению, не удалось найти никакой информации о Брюсе Пинкертоне, награду в честь которого присудили Тревельяну. Но, о чудо параллелизма жизни и литературы! Доктор Брюс Пинкертон - реально существует! Это современный доктор, живет в США и очень известен, судя по его сайту.
Иллюстрация Сидни Пейджета



- Необходимо заявиться к лучшему другу без четверти полночь. Очень важно, чтобы визит был нанесен строго в указанное время, от этого зависит успех всего предприятия. Если вас беспокоит опасение, что вас не пустят на порог в такое время, не переживайте. Доктор, в силу своей профессии, не может не отреагировать на поздний визит. То, что поначалу он примет вас за экстренного пациента, очень вам на руку.
- Итак, вы в доме. Позаботьтесь заранее о том, чтобы озвучить достаточно убедительный повод для столь позднего визита. Например, преследование со стороны представителей криминального мира (можете даже сгустить краски и дать понять, что за вами гонится сам Наполеон криминального мира!) или очередное расследование оооочень запутанного дела. При этом одновременно стоит заинтриговать вашего друга и польстить ему, давая понять, что без него вы не справитесь.
- Время - ваш союзник. Постарайтесь растянуть беседу не менее, чем на сорок минут, при этом продолжая интриговать вашего друга и не раскрывая всех карт до конца.
- В целях успеха операции, разумеется, необходимо провести большую часть следственной работы заранее, избавив приятеля от скучной повседневности и объема аналитической работы, неудобств полевых исследований, поиска информации на материалах скудных источников. Все это необходимо, чтобы эффект стремительно развивающегося детективного сюжета был наиболее сильным.
Дональд Джевелл
БОТАНИЧЕСКИЙ ХОЛМС
Статья из The Sherlock Holmes Journal, лето 1989 г.
Пара слов от переводчика об этой замечательной статье. Я все это читаю благодаря любезности natali70, за что ей большой респект.
В годы моего студенчества как-то мне посчастливилось однажды побывать на отчетно-научной конференции на филфаке. Запомнился один доклад. Выступающий подсчитал, сколько раз в произведениях А.С. Пушкина упоминается слово «береза». Все присутствующие с серьезным видом слушали эту, как мне тогда казалось, галиматью. А у меня зародилось именно в те мгновения ощущение, что филология – лженаука, вроде схоластики или алхимии. И это окончательно укрепило мое желание заниматься именно журналистикой.
Любопытно, что с возрастом и связанным с ним неизбежным накоплением мозгов, смотрю на эти вещи немного иначе. А статья ниже – просто замечательный пример, как можно использовать системный метод и найти совершенно новую точку зрения на, казалось бы, уже изученный вдоль и поперек Канон. И понять в очередной раз, что ты его совсем не знаешь.
Автор задался целью выяснить, какие реальные растения упоминаются в Каноне, в каждом из произведений, что означает их появление в тексте и как упоминания о них могут характеризовать Холмса и Уотсона.
Перевод доставил мне удовольствие потому что:
заставил лишний раз полезть в текст Канона и взглянуть на него под новой точкой зрения;
обогатил некоторыми представлениями о ботанике, истории Англии и бытовых подробностях этой страны во второй половине XIX столетия, а также лексике английского языка.
Что еще. В одном месте автор не совсем точно пишет латинское название растения. Но я сохранила авторское написание. Народные, не научные названия растений могут в английском сильно отличаться от них же в русском языке. Я их переводила по-разному, кажется. Ниже – текст статьи с некоторыми моими комментариями по ходу.
Мистер Джевелл – член общества «Наполеоны Балтимора», ответвления «Иррегулярных войск Бейкер-стрит», и это его первая статья по Канону. Его работы по другим темам естественной истории публиковались в различных изданиях США. Он живет в Мэриленде.
В ранние дни союза на Бейкер-стрит Уотсон тщетно пытался определить границы познаний Холмса. Что касается ботаники, утверждалось, что детектив знаком с белладонной, опиумом и ядами в целом. Тем не менее, он совсем не разбирался в практическом садоводстве. Это последнее заявление с трудом можно сопоставить с тем фактом, что 22 года спустя Холмс уединился на ферме в Сассексе, где делил время между философией и сельским хозяйством. Либо Уотсон недооценивал Холмса, либо детектив приобрел опыт ботаника через какое-то время после событий «Этюда в багровых тонах».
Образцы растений часто фигурируют в тексте Канона. Их внимательное изучение обнаруживает, что у обоих друзей есть склонность к ботанике. Однако, первоначальная оценка Уотсоном знаний Холмса была консервативна, здесь сыграло роль то, что растения интересовали детектива не сами по себе, а в связи с той пользой, которую они могли принести для его карьеры. Пестрый клубок хлорофилла, похоже, рано прицепился к Уотсону, и это отражает его творчество. Умение разбираться в растениях, которые он описывал, придает особый смысл в большинстве описываемых им приключений.
Что именно Холмс знал о растениях (кроме того, что они используются для приготовления наркотиков) до того, как встретил Уотсона, можно определить, изучив два более ранних расследования, «Глорию скотт» и «Обряд дома Месгрейвов». Они пересказывались Уотсоном, как описание уже свершившихся ранее фактов, то есть несколько растений, которые при этом фигурируют, были идентифицированы лично Холмсом.
«Глория Скотт» - первое дело Холмса. Он приезжает в Норфолк, дом Виктора Тревора, своего единственного друга за два года обучения в колледже.
Холмсовское описание деревенского дома включает упоминание «прекрасной аллеи лаймовых деревьев, которая ведет к нему». Лаймовое дерево называется иначе европейской или обыкновенной липой. (Тут требуются пояснения переводчика. Оказывается, в английском языке для обозначения липового дерева есть целых два слова: lime tree и linden tree. Причем, они равнозначны. Автор статьи, очевидно, хочет подчеркнуть, что, несмотря на то, что это дерево называется по разному, Холмс его узнал. В оригинале у Дойля: «with a fine lime-lined avenue leading up to it», в русских переводах – липовая аллея. Но не все носители английского языка просвещены, как Холмс. Кажется, немного на эту тему: https://debatepolitics.com/threads/lime-linden-basswood-which-words-have-you-used-for-this-tree.491631/
https://thecontentauthority.com/blog/limewood-vs-linden).Это большое раскидистое дерево с большой пирамидальной кроной часто выращивается благодаря его терпимости к дыму. Любопытно, что с точки зрения другой, более поздней профессии Холмса, липовые цветы – это источник меда.
Над дубом
Знания Холмса в области ботаники подверглись испытанию во время дела об «Обряде Месгрейвов». Чтобы разрешить загадку древней церемонии, он должен был идентифицировать дуб и вяз в Харлстоуне. Описание детективом первого дерева было совсем не таким, как можно было бы ожидать от человека, проявившего такую заботу о том, что хранится на чердаке его сознания. Холмс сказал: «Прямо перед домом, слева о подъездной дорожки, рос патриарх среди дубов, одно из самых великолепных деревьев, какие мне приходилось видеть». В его голосе чувствуется волнение, независимо от того, понимал ли он или нет, что дуб, о котором он говорил, вероятно, был британским или черешчатым дубом (Quercus robor). Это был преобладающий вид британской низменности, где, разумеется, располагалось сассекское поместье Месгрейвов. Холмс испытал некоторые трудности в поисках старого вяза; однако, проблему идентификации можно исключить, так как это дерево было срублено за десять дет до этих событий. В Англии произрастают только два вида вязов – вяз шершавый (Ulmus glabra) и вяз обыкновенный (Ulmus procera), и это дерево могло быть только одним из двух.
Под розой
(Прим. переводчика. Вот, кстати, даже не подозревала, что выражение, вынесенное в подзаголовок, может иметь какой-то особый смысл. Спасибо natali70, что меня просветила. Оказывается, латинское «Sub rosa» означает что-то вроде тайного, секретного послания. Более того, тындекс сообщает: «Роза была эмблемой Бога молчания и тишины в Древнем Египте, и с тех пор она считается конфиденциальным символом для многих культур». Например: dzen.ru/a/YXQIM8BfJkSuR-0V).
Подобная демонстрация компетенции Холмса в области ботаники, очевидно, делалась Уотсоном напрасно. В «Картонной коробке» доктор жаловался, что «понимание природы не находит места среди его талантов, и единственная перемена сознания, которую он обнаружил, это поворот от городского злодея, чтобы выслеживать его деревенского брата». Опять же, в «Серебряном» (прим. переводчика – кличка жеребца в оригинале - Серебряное пламя), он пишет: «Великолепие ландшафта не произвело никакого впечатления на моего компаньона, который был погружен в глубокое раздумье». Что бы Уотсон не имел ввиду, однако, в «Знаке четырех» Холмс спрашивает его о шипе, выдернутом из шеи Таддеуша Шолто «шип ли это английского растения»? Если Холмс знал что-нибудь о растениях, он должен был знать и что это за шип. Но зато сколько раз Уотсон был разочарован нежеланием своего друга предпринять даже небольшую прогулку по Гайд-парку!
И если верно утверждение Майкла Хардвика (Автор радиосериала BBC о Шерлоке Холмсе 1952–1969 годов: https://en.wikipedia.org/wiki/Michael_Hardwick), именно, что Холмс страдал от стресса, тогда отчасти понятно, почему Холмс не испытывал особого интереса к природе. Как говорится, он не остановился бы чтобы только понюхать розы. К несчастью, когда он все же сделал это, розу он выбрал неудачно. Уотсон описывает сцену в «Морском договоре»: «Он обошел кровать, чтобы открыть окно, приподнял упавшую плеть вьющейся розы и залюбовался ярко-красным цветком на фоне сочной зелени. Мне была внове такая черта его характера, я никогда не замечал в нем ранее интереса к объектам природы». Холмс удивил не только Уотсона, но и клиента Перси Фелпса своим монологом о цветах.
Ввезенная в Англию с континента перед 1727 годом, моховая роза является одной из разновидностей центифолий (Rosa centifolia). Простая розовая моховая роза выведена в Бейсуотере в Лондоне в 1807 году, после чего были посажены ее саженцы. Слово «моховая», которое дало название этой розе название, обязано крошечным железистым выступам по всей верхней части цветоножки и чашелистиков. Они были пахучие и довольно липкие на ощупь. Уотсон не упоминает этого, но Холмс был неприятно смущен после того, как помечтав с розой в руках, был вынужден вытащить из кармана носовой платок и вытереть руку. Согласно Дж.С.Томасу, автору книги «Старые кусты роз», авторитету в этой области, лучшие темно-красные варианты мускусной розы в те времена это «Капитан Джон Инграм» (1856) и «Юная ночь» (18651).
Холмс, возможно, держал в руках одну их них.
(Не смогла найти этого автора и его книгу, но почему-то кажется, что автор статьи имел в виду энтузиаста, большого специалиста по классическим сортам роз Г.С.Томаса, а в имени просто допустил ошибку: https://en.wikipedia.org/wiki/Graham_Stuart_Thomas. Это, впрочем, только моя версия, но его биография явно заслуживает внимания).
Комментаторы соперничали, объясняя странное поведение Холмса в Морском договоре» только стремлением осмотреть комнату и понять соотношение всех частей дома между собой. Но, казалось бы, внезапное обращение Холмса к природе, имеет свою причину. Достаточное созерцание цветов и растений вскоре заменит ему кокаин, как стимулятор мощного сознания. (Ну не круто, а?!!)
Элементарная ботаника
Холмс вернулся после трехлетнего приключения, последовавшего за смертью Мориарти, натуралистом не только на словах, но и на деле. Быть может, предчувствие Рейхенбахского Падения заставило детектива срочно овладевать нужными знаниями. В шести милях от Монпелье, где Холмс «провел несколько месяцев, изучая производные каменноугольных смол», располагалась крошечная деревушка Сериньян. Там жил пожилой джентльмен, который знал все о растениях и мог помочь Холмсу. Его звали Генри Фабр. Не удивительно, что он также был всемирно известным экспертом по пчелам.
Затем в «Пустом доме», когда Уотсон воссоединился со своим другом, Холмс читал такие книги, как «Птицы Британии» и «Истоки поклонения деревьям». Детектив даже использовал примеры из мира ботаники, чтобы проиллюстрировать свои теории. Упомянув полковника Себастьяна Морана, он сказал: «Бывают деревья, Уотсон, которые растут до определенного уровня, а затем внезапно обнаруживают неприглядную эксцентричность». Вскоре после этого в «Вистерии Лодж» в Суррее Холмс демонстрирует полную владение предметом. Он говорит Уотсону: «Как приятно снова увидеть зеленые побег на живых изгородях и сережки на орешнике». Упоминание о жестяной коробке очень важно. Можно предположить, что если у кого-то есть лопата или совок, они предназначены для выкапывания растений; жестяная коробка была, скорее, специальная. Скорее всего, это можно было назвать васкулумом (жестким ящиком, предназначенным для хранения растительных образцов). Согласно Уильяму Уитману Бейли, который выпустил в 1899 году книгу под названием «Ботаника», васкулум это «длинная тонкая коробка с плотно прилегающей крышкой, которая простирается почти на всю длину; она используется, главным образом, для сбора образцов, чтобы затем исследовать их в максимально возможном свежем и естественном виде». Уотсон, однако, был настроен скептически и в заметил, что Холмс вернулся в один из дней в поле с «жалким пучком растений». Очевидная неудача Холмса в этом случае, возможно, была вызвана тем, что он должен был разрываться между ботаникой и необходимостью исследовать особняки в окрестности. Была еще ранняя весна и, возможно, не было подходящих образцов для сбора.
(Книга Бейли выпуска 1899 года есть в открытом доступе здесь: https://openlibrary.org/books/OL529570M/Botanizi
Самое прекрасное это, то, что сам Холмс мог вполне держать в руках подобный экземпляр. Чтобы вы могли насладиться этим зрелищем, прикрепила ссылку. И в качестве иллюстрации к этой статье, использую сканы страниц из нее).
Скажи это с помощью цветочных горшков
Холмс был не прочь смешивать дело и развлечение. Через некоторое некоторое время после случая в Сассексе в «Черном Питере», Холмс сказал: «Давайте прогуляемся по прекрасному лесу, Уотсон, и проведём несколько часов среди птиц и цветов». В «Золотом пенсне» он тихо спустился в сад в Оксли-Олд-плейс, чтобы прокрутить все расследуемое дело в своей голове. Он и Уотсон слонялись там целое утро. В «Дьяволовой ноге» Холмс задумчиво следует между цветочных горшков и вдоль сада дорогой перед входом в Триджинис-хаус. Он ищет улики или добавляет в свой список новые растения?
Наконец, Холмс смог всецело посвятить себя этой безмятежной жизни на природе, которую он так часто жаждал долгие годы, проведенные в мрачном Лондоне. Он удалился дел на маленькую ферму среди холмов, благоухающих тимьяном в Сассексе в пяти милях от Истборна. Время от времени ему перепадало какое-нибудь дело. В «Львиной гриве» он обратился к Мод Макферсон, сказав: «кто бы мог вообразить, чтобы такой редкий цветок вырос из такого корня и в такой атмосфере?». Но, по большому счету, время детектива проходило в чтении таких книг, как «На открытом воздухе» преподобного Джона Г. Вуда и что-нибудь в таком же роде по пчеловодству.
Сейчас земли вокруг Истборна возделаны. В те времена, когда Холмс занялся пчеловодством, однако, было иначе. Дикие цветы покрывали меловые склоны в бесконечном разнообразии и благодаря им пчелы делали свой мед. Без сомнения, детектив приобрел глубокие знания об этом, все до одного, благодаря растениям.
(Джон Вуд – британский священник и ученый, 1827-1889 гг. примечательная личность. Кстати, в свое время был капелланом в Бартсе. Выступал с популярными лекциями, пропагандируя зоологию. Сначала, очевидно, как духовное лицо, был не согласен с Дарвином, затем принял его точку зрения. Биография тут: ru.wikipedia.org/wiki/Вуд,_Джон_Георг).
Уотсон, Ботаник
Если Холмс увлекся ботаникой, то Уотсон, естественно, нет. Обучение доктора в лондонском университете, по традиции, включало курсы по ботанике. Не зависимо от того, имел ли дело Уотсон с преступниками или растениями, он всегда был практичен и прямолинеен. Из первой же записанной им истории очевидно, что он интересовался садоводством. «В этюде в багровых тонах» он записывает под номером 3, Лористон гарденс «маленький сад, покрытый россыпью чахлых растений». Очевидное отсутствие симпатии к тем, кто не обладает анатомической диковинкой, известной, как зеленый большой палец, откликнулось в «Москательщике на покое». Уотсон пишет: «Сад был запущен и зарос, производя впечатление дикого пренебрежения, в котором растениям было позволено скорее выбрать путь природы, а не искусства». Если Уотсон был так скор на осуждение, несомненно, он был скор и на похвалу. Его кропотливые описания знакомят читателя не только в общем с британской флорой, но и с практикой ландшафтного дизайна, принятого в эпоху викторианской и эдваридианской Англии.
(Иметь «большой зеленый палец» - это идиома. В переводе с английского она означает иметь успех в выращивании растений).
На буке
В книге «Естественная история Сельборна» Гилберт Уайт называет бук «самым милым из всех лесных деревьев». И таким образом, он упоминается в Каноне гораздо чаще чем любое другое дерево. В «Обряде дома Месгрейвов», Тревор почти извиняясь говорит Холмсу, что другого старого вяза здесь нет, на участке, где множество буков. Участок стены вокруг Понджишери Лодж был заслонен буком в «Знаке четырех». Холмс исследовал кору бука, самого большого дерева в окрестности, чтобы разгадать тайну Боскомбской долины. Группа медных буков росла прямо перед дверью дома Рукаслов в Винчестере. Уотсон, очевидно, был о них настолько высокого мнения, что назвал в их честь рассказ. Он описал «их темные листья, сияющие как полированный металл в лучах заходящего солнца». Медный бук – одна из форм пурпурного бука, который одна из разновидностей европейского бука (Fagus sylvatica). Со своей темной глянцевой листвой и гладкой серой корой он может вырасти до ста футов и выше. Множественные корни располагаются близко к поверхности. Из-за этого практически никакое дерево не может расти под буком.
(Для любителей шелеста древних страниц: «Естественная история и древности Селборна», или просто «Естественная история Селборна», — книга английского священника-натуралиста Гилберта Уайта (1720–1793) информация: en.m.wikipedia.org/wiki/The_Natural_History_and...)
Другие деревья, которые упоминаются в Каноне - это каштан, шотландская сосна или шотландская ель, тисс, остролист, кедр, мирт и бобовник. Последние деревья специально не описаны, но упоминаются их названия. Каштан – это, возможно, конский каштан (Aesculus hippocastanum), хотя сладкий или испанский каштан (Castanea sativa) был распространен на юго-востоке Англии. Нет сомнения, что самое древнее дерево в Каноне росло на Бейкер-стрит «221В». Уотсон описывает его в «Загадке Торского моста»: «Ненастным октябрьским утром, одеваясь, я наблюдал, как последние листья, кружились, срываясь с одинокого платана, который украшал двор за нашим домом». Без сомнения, это был лондонский платан (Plantanus acerifolia), результат скрещивания восточного платана (Plantanus orientalis) и американского платана или сикамора(Plantanus occidentalis). Он был популярен в Лондоне и других больших городах, потому что устойчив к дыму и копоти.
(Кстати, если интересно. В Англии есть очень известная древняя сикамора, которую называют деревом Робин Гуда: en.wikipedia.org/wiki/Sycamore_Gap_tree).
Другая роза
Кустарники часто появляются в Каноне. Это рододендрон, орешник, лавр, утесник, бирючина, ежевика или черника, вереск и роза. Моховая роза уже упоминалась в статье; однако в «Собаке Баскервилей» Уотсон дает пример другого рода. Он пишет, что щеки Лоры Лайенс раскраснелись «изысканно розовым, как в сердцевине серной розы». Цветы серной розы преимущественно желтые, она завезена в Англию в 18 веке.
(Прим. переводчика - Либо доктор неудачно сделал комплимент, либо намекал, что вил у Лоры далеко не цветущий?)
Глядя на лавр
Лавр упоминается Уотсоном целых десять раз. Этот кустарник послужил безопасным укрытием детективов в «Долине страха». Холмс прорывается сквозь заросли лавра в «Знатном клиенте». Когда растения не являются частью действия, они включаются Уотсоном в обычное описание места преступления. Так лавр был виден в окно в Вулвиче. Перед Домом в Дип Дене в Норвуде рос газон, заросший Лавром. Лавровые кусты даже выживают в «прокуренной и неприятной атмосфере» Сакс-Кобург сквер.
Уотсон не смог идентифицировать разновидность этих лавров. В Англии в те времена было известно определенное число растений, которые назывались лаврами. Лавр благородный или настоящий (Laurus nobilis), пестрый японский лавр или аукуба, и последний, но не менее важный, обыкновенный лавр или лавровишня (Prunus laurocerasus). Ни одно из этих растений не было естественным для Англии, но они возделывались, как вечнозеленые растения. Местными вечнозелеными растениями были только тисс, остролист, самшит, плющ, можжевельник сосна. Не так уж много вариантов. Скорее всего, лавры Уотсона были обычным лавром или лавровишней. Другие виды были менее выносливыми и не были так сильно распространены.
Вопросы утесника
Пока лавр был культивируемым кустарником, утесник или дрок (Ulex europaeus) рос в диком виде по всей Англии. Уотсн упоминает его в шести эпизодах. Мистер Мэлас, переводчик с греческого, описывал темные скопления кустарника дрока в Уондсуэрт-Коммон. Пальто Джона Стрэкера было обнаружено в зарослях дрока в «Серебряном». Утесник служил укрытием для Мурильо, когда он хотел застрелить Гарсия в «Сиреневой сторожке» и для самого Уотсона, наблюдавшего за таинственным велосипедистом, преследовавши Вайолет Смит.
Утесник вырастает до восьми футов в высоту и большую часть года выпускает желтые цветы. Отсюда и выражение, без сомнения, знакомое Уотсону, «поцелуи не по сезону, когда утесник уже не цветет». Вид на вересковую пустошь, покрытую цветками утесника вполне зрелищно. Линней, который развивал имеющуюся систему классификации растений, во время посещения Англии был, предположительно, так покорен утесником, что преклонил колени и воздал хвалу Богу. Уотсон выразил свое благоговение этому растению, когда написал: «вересковая пустошь покрыта золотыми заплатами цветов утесника, великолепно сияющими в свете яркого весеннего солнца».
Знание об этих интересных свойствах утесника придало дополнительный смысл рассказам о многих приключениях. Например, в «Собаке Баскервилей» Холмс и Уотсон бегут вслепую сквозь заросли утесника на помощь человеку, думая, что это сэр Генри. Если бы он пострадал, это была бы особая боль для них обоих. Листья утесника видоизменены в шипы. Эти шипы служат для задержки влаги, а также защиты от травоядных животных, хотя дрок иногда используется в качестве зимнего корма для скота. (То есть, автор статьи, очевидно, хотел подчеркнуть, что шипы, царапающие Холмса и Уотсона, придавали сцене драматизма).
Метод размножения семян утесника мог также причинить боль в «Случае с греческим переводчиком». Спелые стручки лопаются, производя громкий хлопок. В жаркий летний день стручки утесника могут производить звук, похожий на разрыв артиллерийского снаряда. Такое ощущение, что это добавило ужаса мистеру Мэласу, когда он бродил по темному незнакомому пустырю, где его бросили.
Социальные «альпинисты»
Уотсон часто упоминает виноградные лозы. Многие деревенские дома, которые он посетил, были покрыты плющом. Он обеспечивал удобный выход из жома как для владельца, так и для гостей дома. В «Случае в интернате» плотный плющ спускается на землю, с помощью него упорхнул юный лорд Солтайр. Деревенская девушка, похищенная Хьюго Баскервилем, без сомнения, использует схожий способ побега. Прекрасный ассортимент лоз примыкает к дому профессора Прессбери в «Человеке на четвереньках», включая плющ, ипомею, глицинию и дикий виноград. Лишайники тоже ползут по стенам. Уотсон упоминает их в восьми случаях. Не удивительно, что они встречаются в сельской местности. Лишайники не очень изобильны в загрязненным воздухе. Даже в наши дни, когда за качеством атмосферы следят, только один их вид может выжить в центральном Лондоне.
Трехфутовый цветочный бордюр был снаружи Тридженнис-хаус в «Дьяволовой ноге», но Уотсон не уточнил, какие именно цветы там росли. Как правило, он мало уделял внимания однолетникам и многолетним растениям. Для эксперта по крокусам и гераням, информации о растениях, которые росли в палисаднике под окном Рональда Адера или в «Трех коньках» слишком мало, чтобы узнать, какие именно семена и луковицы приобретали британцы по каталогам и в питомниках.
К сожалению, описание Уотсоном сада Чарльза Огастеса Милвертона слишком расплывчато. Когда два детектива идут грабить дом шантажиста, они проходят через зимний сад. Здесь из-за плотного влажного воздуха и удушливого аромата экзотических растений у них перехватывает дыхание. О, если бы только Уотсон мог описать эти растения! Конечно, там было темно, но богатый концентрированный аромат, возможно, говорит о том, что Милвертон выращивал орхидеи. Уже в 1787 году эти растения цвели в Королевских ботанических садах (Кью Гарденс). А во второй половине девятнадцатого столетия орхидеи сводят с ума уже всю Англию. Растения поставляются сотнями тысяч из таких отдаленных краев, как Индия, Колумбия, Малайя и Филиппины. Позже они поставлялись такими коммерческими фирмами, как «Мессрс» (что за фирма, к сожалению, узнать не удалось). Вейт и Сыновья в Челси, часто по возмутительным ценам. В среднем, частная коллекция, подобно такой, какая была у Милвертона, могла состоять из таких образцов; однако к 1890 году было зарегистрировано примерно 200 различных гибридов. Частные коллекции, превышающие миллион растений, не были редкостью.
Холмс, возможно, узнал многие растения Милвертона по запаху. В «Собаке Баскервилей» он определяет духи Берил Стэплтон, как аромат белого жасмина. Существовало 75 ароматов, которые эксперт уровня Холмса обязан был уметь различать. К несчастью для Франции, английские духи, в основном, воспроизводили одинарный цветочный аромат. Список продукции «Пенхолигонс» Ковент Гардена включает в наши дни «Eau de Primose» (примула), «Розу Элизабет», «Дух лаванды», «Гардению», «Лилию долины», «Ночной ароматный букет», «Цветы апельсина», «Фиалку и колокольчик». Эта фирма начала продавать многие их этих товаров с начала основания в 1870 году, так что Холмсу они могли быть знакомы.
Рассада табака
Сомнительно, чтобы Холмс и Уотсон держали дома хотя бы одно растение на Бейкер-стрит 221-В. Дым трубки Холмса и ядовитые испарения в результате химических опытов были одинаково губительны, как для растений, так и для животных. Во время периодических отлучек детектива миссис Хадсон пришлось бы поливать эти растения, а терпение даже самой многострадальной домовладелицы имеет границы. Вот почему Уотсон никогда не упоминал о саде на Бейкер-стрит. Они имелись во многих домах, которые посетили эти двое мужчин. Даже третьеразрядное загородное жилище, в котором обитал Таддеуш Шолто, имел «миниатюрный садик на фасаде». Городской дом Уотсона, задник которого выходил на Мортимер-стрит, имел сад. Холмс вскарабкался по стене, которая его окружала, чтобы ускользнуть от приспешников Мориарти. Когда Уотсон говорит о доме на Бейкер-стрит, он упоминает не сад, а «двор».
В «Собаке Баскервилей» упоминается 19 различных растений, это больше, чем в любом другом произведении. С точки зрения ботаники, это был magnum opus (лат. большой труд) Уотсона, стоящий наравне с «Практическим руководством по разведению пчёл, а также некоторыми наблюдениями над отделением пчелиной матки». Его описания первой поездки в Баскервиль Холл показывают, сколько внимания он уделяет деталям из мира ботаники. Он пишет, что «коляска свернула на боковую дорогу, и мы начали подниматься вверх по глубоким колеям, проложенным столетия назад между высокими насыпями, на которых росли мясистые хвощи и влажный мох. Отливающий бронзой папоротник и листья ежевики поблескивали в лучах заходящего солнца».
Олень и хаунд
Олений язык (Phyllitis scolopendrium) и папоротник-орляк (Pteridium equilinum) были обычными растениями для Англии, но они значительно различались внешне. Большие колонии орляка произрастали как на солнце, так и в тени, и отдельные экземпляры по высоте достигали человеческого колена. Их листья разделялись на множество листочков и подлисточков и могли мгновенно порыжеть и погибнуть при первых признаках мороза. Папоротник олений язык получил свое название за форму своих листьев, которая, говорят, похожа на язык самца благородного оленя или лани. В отличие от листьев орляка, он был вечнозеленым и его листья не разделялись. Оба папоротника выращивались в садах.
В оригинальной легенде о дартмурском хаунде говорилось, что ее действие разворачивается на открытом травянистом пространстве, покрытом белой хлопковой травой (пушицей). Пушица – не настоящая трава, а осока, которая обязана своим названием пушистым пучкам волосков на кончике стебля. В Дартмуре растут три ее разновидности, это пушица влагалищная (Eriophorum vaginatum) (автор статьи называет ее зайцехвостом), пушица широколистная (Eriophorum latifolium) и пушица узколистная (Eriophorum angustifolium). Последняя была очень распространена, и, возможно, именно ее имел в виду Уотсон. Пропавший ботинок сэра Генри был обнаружен именно в пучке пушицы.
Болотные орхидеи
Пушица была одним из нескольких растений, произраставших в Дартмуре, которые более характерны для северной Европы, чем для Англии. Включая болотные орхидеи (Hammarbya paludosa). Обитающую обычно на болотах или влажных вересковых пустошах, орхидею редко встретишь в западном Девоне. Вероятно, это во многом объясняется как ее небольшим ростом, так и редкостью. Это растение всего несколько дюймов высотой и с пиками крошечных, желто-зеленых цветков запросто могло затеряться в гуще окружающей растительности. В 1938 году в научной публикации сообщалось, что болотная орхидея благодаря оплошности была заново открыта в Дартмуре, спустя семьдесят лет после того, как уже была там зафиксирована ранее. Канон свидетельствует, что это заявление неточно, и никто иной, как доктор Джон Х.Уотсон сорвал там ее образец уже в 1899 году.
Поздно развивающийся
Принимая Уотсона за сэра Генри Баскервиля, Бэрил Стэплтон пыталась предупредить его об опасности, которая подстерегает его на пустошах. Неожиданное появление мужа заставило ее быстро сменить тему разговора, и она спросила Уотсона: «не могли бы вы раздобыть для меня вон ту орхидею среди конских хвостов (прим. переводчика – конскими хвостами, возможно, называются хвощи)? У нас очень много орхидей, но, конечно, сейчас поздновато любоваться красотами этих мест». Год, в котором имели место эти события – вопрос спорный, но очевидно, из ссылок по тексту, что описываемый там сезон – это осень. Несколько орхидей росло в Дартмуре до сентября или октября. Осенние дамские локоны (Spiranthes spirales) редко достигали и восьми дюймов в высоту, со множеством крошечных белых цветочков, облепивших стебель. Это растение встречается преимущественно на пастбищах или нестриженых газонах, но, тем не менее, иногда оно терпимо и к влаге, и к заболоченным местам.
Гримспаунд и Гримпен
Тот факт, что орхидеи Уотсона росли среди конских хвостов, означает, что среда обитания там была влажная. Болотные орхидеи, с большей вероятностью, будут расти в таких условиях. В 1938 году под Блэкатон Тор в долине Уэбберн болотные орхидеи были, предположительно, повторно открыты в Дартмуре. В недавно изданной Карте разведки боеприпасов (случайно приобретенной у Симпсона), Блэкатон Тор расположен в шести милях к юго-востоку от участка, где Меррипит-хаус сгорел дотла в 1906 году. В пяти милях к северу от скал расположен Гримспаунд, известный поселением бронзового века в Дартмуре. Это название, несомненно, звучит подозрительно, все равно, что Гримпенская трясина. Внутри большой каменной ограды расположены остатки 24 хижин, в одной из которых Холмс, очевидно, скрывался, пока работал над делом Баскервилей.
Совпадение? Может быть. Но это следует рассмотреть. Если Уотсон опознал маленькое редкое растение, которое держал в руке, он мог позже написать монографию об этом предмете. Поиск литературы помог бы точнее определить это место. Обнаружение подобной могорафии неопровержимо доказало бы, что Холмс и Уотсон оба имели склонность к ботанике и растения имеют особое значение для событий и атмосферы Канона.
И от меня напоследок.
В качестве бонуса, только что обнаруженная на просторах сети статья на тему, орхидей, которые еще не зацвели: https://interesnoe.me/source-169632/post-13567

Странное ощущение не покидает после прочтения этого рассказа. Странное, потому что он был прочитан на фоне 1 серии “Пустой короны”. Понятно, что речь в рассказе идёт о другой эпохе и других событиях, но все же. Какое-то объемное ощущение трагичности и реальности британской истории, не свойственное плоскости литературы “легкого жанра”. Особое послевкусие.
Все, что могу заметить, это только штрихи на полях. Только галочки и пункты в блокноте, всякие бредовые мысли - чего мне не хватает сейчас, чтобы глубже погрузиться в текст.
Итак, поехали.
1. Поражает смелость Дойля, даже сказала бы, некоторая наглость. Взять и написать о том, что некий частный детектив обнаружил единственную в своём роде подлинную и реально существовавшую когда-то корону английских королей.
На первый взгляд выглядит так, как если бы я написала в рассказе, что собкор“Комсомольской правды” обнаружил на дне верхнего пруда ящик с фрагментами оригинальной янтарной комнаты и притащил его в редакцию на Рокоссовского. А че, там недалеко. Купил бутылку рыбакам, они помогли дотащить.))
Писательская смелость всегда основана на точном расчёте. То есть, так делать можно, но только в двух случаях. Первое - это откровенный хайп. Жанр фантасмагории или литературного анекдота позволяет любые повороты сюжета и сближения.
Второе - автор уверен, что ему по какой-то причине не возразят. Например, обнаруженная реликвия имеет лишь относительную ценность.
Ответ на этот вопрос не совсем праздный, как можно подумать, на первый взгляд. От него до некоторой степени зависит, как следует воспринимать каноничные похождения Холмса и его самого. Как уютную побасенку, защищенную от любых нападок разумной критики броней крайней условности и несерьезности. Или все же, как попытку реалистичного описания. Мне лично ближе второе.
И тут нужно разбираться. Историк из меня - так себе. Но Википедия утверждает, что, начиная с Карла II, которого сопровождал предок Реджинальда Месгрейва, у английских королей был собственный «коронационный набор». А вот регалии предшественников, Тюдоров, частично были распроданы или пошли на переплавку после переворота 1649 года и казни Карла I. Возможно, корона, обнаруженная Холмсом, именно из этого собрания, случайно не переплавленная, но опальная, и имеющая особое историческое значение для ее хранителей. Тогда понятно, почему ее особо не искали и тщательно скрывали от окружения подрастающего короля.
Впрочем, это только мои догадки.
Ссылка на статью в Википедии: https://en.wikipedia.org/wiki/Crown_Jewels_of_the_United_Kingdom
2. «По наружности это был типичный аристократ: тонкое лицо, нос с горбинкой, большие глаза, небрежные, но изысканные манеры» (перевод Д. Лившиц).
Как у человека пишущего, у меня есть подспудное ощущение, что автор здесь любуется персонажем, хотя и нет желания доказывать это, анализируя текст. Для меня это очевидно в тех нескольких кратких характеристиках, разбросанных по тексту. И это, скорее всего, предполагает, что у персонажа есть прототип, более или менее отличающийся от литературного героя, но сохраняющий какое-то общее сходство с ним.
Впрочем, Месгрейв немного странный аристократ: «…высокомерие, в котором его обвиняли, было лишь попыткой прикрыть крайнюю застенчивость».
Вот мне всегда казалось, что следствие настоящего аристократического воспитания – это, в первую очередь, умение вести себя непринужденно в любой ситуации. В то время, как смущение, стеснение и попытки «не ударить в грязь лицом» - это как раз признаки низкого происхождения.
Вот на эту тему любопытная цитата из Бульвер-Литтона, которую приводит Юрий Лотман в «Комментарии» к «Евгению Онегину»: «…чем выше положение человека, тем он менее претенциозен, потому, что претенциозность тут ни к чему. Вот основная причина того, что у нас манеры лучше, чем у этих людей; у нас – они более естественны, потому что мы никому не подражаем; у них – искусственны, потому что они силятся подражать нам; а все то, что явно заимствовано, становится вульгарным» («Пелэм, или Приключения джентльмена».
И нос с горбинкой, и аристократизм как-то заставляют оглянуться в сторону Холмса. Бросить взгляд. У меня есть ощущение, что в двух вещах о самых ранних делах Холмса как бы присутствуют его литературные двойники. Но эта гипотеза нуждается в тщательной проверке на оригинальном тексте. Но к этому я вернусь когда-нибудь позже.
На заметку: выяснить антропологические черты английской аристократии.
3. «В глубине души я всегда был уверен, что могу добиться успеха там, где другие потерпели неудачу…»
«…Брантон был человек незаурядного ума, так что мне не приходилось принимать в расчет разницу между уровнем его и моего мышления».
Милый Холмс явно не страдает от недостатка уверенности в себе!))
4. Ночью в тонком сне мне примерещилось, что со времени казни Карла I до момента расследования Холмса миновало 12 поколений Мейсгрейвов, хранителей короны. Круто, подумалось мне в полудреме. Что-то в этом есть. Как 12 израилевых колен, или 12 патриархов.
Почему 12? Три века, помноженные на 3-4 поколения. Железная логика грезы!
На трезвую голову захотелось пересчитать.
Допустим, средний век, если верить Псалтыри, 70 лет. Старший сын рождается, допустим, у 25-летнего отца.
Тогда с 1630 года должны были родиться и стать совершеннолетними 10 поколений. Но если уменьшить возраст появления первого сына до двадцати лет, как раз выходит 12. У этого сюжета, пожалуй, есть мифологический потенциал. Надо еще подумать об этом.
5. Задачку с длиной тени Холмс решает не с помощью тригонометрии. В данном случае длины одного катета и прямого угла явно недостаточно. Он использует простое соотношение: «Если палка высотой в шесть футов отбрасывает тень в девять футов, то дерево в шестьдесят четыре фута отбросит тень в девяносто шесть футов…»
Где-то в литературе мне встречалось мнение, мол, у Холмса с эклиптикой все хорошо. Он в курсе, что солнце вращается вокруг земли. Не факт)) У него просто все хорошо с арифметикой. 6:9=0,6 в периоде. 64:0,6 в периоде = 96.
Спасибо Александру Седову за информацию:В публикации использована иллюстрация художника Петра Караченцова к рассказу "Обряд дома Месгрейвов" из советского "огоньковского" восьмитомника, выпущенного в 1966 году.