Украдено со страницы подруги-психолога, которая любит постить всяких мудрых людей. Эх, лучшеб мне это кто-то в 17 сказал. А еще лучше - моей бабушке и маме)) И еще от себя я бы добавила - не быть г..ном!

Они приходят ко мне, и говорят: "Я работаю по 12 часов 5 дней в неделю, я жутко устаю, у меня нет сил больше ни на что."

И самое грустное, что я не могу с этим ничего сделать. Я не могу за них перестать работать с таким жутким графиком, не могу за них выйти из созависмых отношений, не могу за них начать больше спать и правильно питаться. Ничего за них не могу.

Поэтому начинается свистопляска с вопросами:
а зачем тебе так работать?
а есть ли альтернативы?
а пробовала ли ты по-другому?
а, может, обозначить временной срок, когда ты так вкалываешь?
а какие выгоды у тебя оставаться в том, что есть? итп

Когда я первый раз вышла от психолога, я постирала шторы. Шторы были грязные, а мне было плохо. Не из-за штор.
Но стирка штор была для меня символом того, что я не хочу жить в атмосфере нелюбви к себе.
Есть говно, встречаться с говном, общаться с говном, окружать себя говном итп

Почему-то многие люди думают, что забота о себе, это съесть пирожное, когда ты устала или поругалась в очередной раз с нелюбимым мужем.
Или выпить вина, когда тебя довели на работе.

Но нет, забота о себе — это разобраться почему я жру говно в виде нелюбимого мужа, друзей, которые говорят тебе "да у тебя ничего не получится", работы, которая высасывает все ресурсы, неудобной и не радующей одежды, др.
И перестать его жрать.

Люди думают, что любовь к себе придет, когда они изменятся. Дошлифуют себя до какого-то идеала и уж тогда-то они себя полюбят.

Я все про любовь поняла в кресле у своего психолога. Когда она сказала что-то вроде:
Вы говорите, что гнобите мужиков? Ну это просто очередная ваша часть! Теневая. В ней столько жизни! У меня много симпатии к ней (мужики не пугайтесь, там есть контекст:)

В жизни все очень просто на самом деле и сводится к одной единственной фразе:
быть собой и не есть говно.

В этой фразе есть и любовь, и забота.

Когда вы одновременно не пытаетесь себя перекроить, и одновременно выбираете не терпеть то, что вам не подходит.
И выбираете то, что подходит вам. Лично вам.
Не обществу, не маме с папой, не подруге Кате,
не автору умной книжки, и даже не вашему психологу. А вам.

Но, видимо, это было бы слишком просто.

И поэтому одинокая девушка, движимая идеями окружения, начинает париться, что она одна, (а, значит, это обязательно характеризует ее как дефектную - ага-ага), встречает старшенького Петю и тащит его в загс. Все - галочка поставлена. Я не дефектная. Вопрос, что теперь делать с Петей.

А женщина в 45 лет не построившая карьеру, начинает съедать себя за это. Как будто карьера в 45 лет нечто обязательное для всех, и в частном порядке. Ну даже если тебе так вдруг захотелось, ну иди и строй теперь. Но нет же, есть в голове убеждение, что в 45 лет уже поздно (время покупать белые тапочки и готовиться к смерти).

Еще одна не хочет детей, но стыдится этого. Как будто преступление перед миром совершает. Как будто чего-то хотеть или чего-то не хотеть - это ненормально. Как будто все люди должны хотеть чего-то одинакового. Если все любят клубнику, то я тоже должен любить клубнику. Да с чего бы?

Вот так и живем. В атмосфере тотальной нелюбви и не заботы. С желанием себя переделать, наругать, откритиковать хорошенько - а потом удивляемся тому, почему же так тошно.

Изменения невозможны из насилия над собой. Изменения происходят из любви и заботы.
Всегда.

Любовь Воронова

Нет, не со злости, скорее от скуки,
мерзну, дышу на озябшие руки,
и бормочу себе что-то под нос
Чушь, ерунду - то, что ветер принес,
не про политику или войну. 
Мнусь у подъезда и время тяну.
Можешь считать это трусостью, блажью,
чаще всего и уже не однажды -
и приоткрытую дверь не толкну. 

Медных табличек тоска гробовая,
мраморный вес героизма. До края
чаша наполнена. Форма конечна.
Нет, не сдаюсь - отступаю беспечно. 
Вот вам булавка, а где мотылек?
Кажется, слишком прозрачен намек. 

Как же я спасся? Загадка. Интрига!
Не замирать ни на сотую мига.
Если на зеркало ты обернешься,
может быть, утром уже не проснешься.
Если в оркестре ты - первая скрипка,
слишком твое положение зыбко.
Лучший убор горделивого лба - 
пуля, не шляпа. Спасает судьба 
тех, кто в себя не влюблен слишком пылко, 
тех, кто мишенью не сделал затылка, 
прямо шагая под свет фонаря.
Лучше быть буквой, а не фолиантом,
азбуку славя и благодаря.

Слушаю ветер, беседую с птицей.
Вереск пророс сквозь пустые глазницы, 
дремлет фиалка в моем рукаве. 
Но я шагаю себе по траве. 
Переступаю границы страницы, 
и государств суверенных границы,
Годы, культуры, наречья, миры
более века - по зову игры. 
Мимо базаров, церквей и борделей,
мимо дворцов, площадей, колыбелей,
мимо причалов, больниц, очагов,
цирков, заводов. Друзей и врагов.

Более жив, чем иной во плоти. 
Брат, не грусти. Никогда не грусти!



Дно - это когда оставляешь окурок на вечер.


Глубина же - Симфония номер пять.


Брат, нам глубины измерить было бы нечем, 


Если дна не попытаться достать.


Это дело требует первопроходцев,


Сумасшедших гениев на коне.


Если некому падать на дно колодца,


поручи это мне!


Завещание и акваланг - отлично!


Если вспенится кровь, извести друзей.


Картотеку - полиции. А вот с личным…


Впрочем, скрипку лучше отдать в музей. 


Аккуратнее с Уотсоном, он что-то


Заподозрил. Не долго и ло греха!


Пусть сегодня над нами сойдутся звезды. 


Остаюсь. 


Обнимаю!


твой ШХ



Бывают строки, которые словно нашептаны. Долгое время лежат в закоулках сознания и ждут продолжения, но все варианты настолько ничтожны. Как и сам ты - иногда, откровенно, мелковат по сравнению с тем, что случайно взбрело тебе в голову. И тогда самый лучший способ - оставить все как есть. Надеюсь, что не хвастаюсь. Писалось само, незнамо как. 

Ноябрь вступает в пору затяжной
И всеохватной гнили. Вдоль обочин
Стоят остаки вольницы лесной
Одетые в оранжевые клочья.


Часы остановились. Снег пошёл.
Как будто принимая эстафету. 
Откусывает время нитку, шов
На сердце завершая до рассвета.
Вчера кровоточило и гнило, 
Переживая мира неустройство.
Но утром двор нежданно замело, 
И наша хворь уже иного свойства.